Кто может похвастаться тем, что его ни разу не обманывали? Пожалуй, таковых не найдется. И хотя некоторые часто упреждают события фразой «меня не обманешь», их все равно обманывают. Ни черта не помогает это предостережение.
Быть обманутым – состояние тяжелое. И это понятно, поскольку при этом ты теряешь самое главное – иллюзию значимости своей личности.

Когда партнеры ведут с тобой переговоры, выясняют твои условия, спорят, ты ощущаешь важность своей личности и зависимость других от твоего решения. Нет приятнее чувства, когда ты нужен всем. Это почти любовь. И от того, что тебя почти любят, ты начинаешь по-настоящему любить других. Усомниться в неискренности партнеров в таком состоянии тебя не может заставить никто и ничто.

Когда ты узнаешь, что тебя обманули, ты в первую очередь теряешь уважение к партнеру. А это возбуждает гнев. Затем ты утрачиваешь уважение к себе. Как ты мог быть таким, что тебя обманули. Это усиливает гнев. Наконец, ты переходишь на уровень обобщения «что за люди, никому нельзя верить» и твой гнев перерастает в агрессию ответных действий.
Недавно мне в очередной раз пришлось примерить одежды обманутого человека. По свежим ранам скажу, что, действительно, мало приятного.

Поначалу обстоятельства складывались наилучшим образом. Меня пригласили поработать в избирательную кампанию и предложили весьма неплохие деньги. Плюс такую же сумму, в случае победы. Одна из моих задач заключалась в организации и подготовке агитаторов. Работа привычная. Людей нужно научить. Это делается один, два раза, не больше. Людей нужно мотивировать. Это делаться регулярно. А поскольку избирательная кампания – скоротечный процесс и в рамках этой кампании никто не планирует свою карьеру, главным стимулом являются деньги.

Но денег всегда не хватает на всех. По крайней мере в периоды проведения избирательных кампаний. Дефицитом денег одна избирательная кампания похожа на другую. И поэтому с утра до вечера все только и спрашивают о деньгах. Я чуть ли не ежедневно от своих агитаторов слышал вопрос:  
– Деньги будут?
Будут обязательно, – уверенно отвечал я. А сам, не веря себе, шел к начальнику штаба и спрашивал:
– Деньги будут агитаторам?
–  Будут, отвечал тот, – Нужно работать, а не ходить тут за мной с вопросами о деньгах.
Подозреваю, что начальник штаба еще больше не верил себе, чем я, и поэтому по административной лестнице обращался дальше:
– Деньги будут?
– Будут, –  очевидно, отвечали ему, думая, а откуда они могут быть-то? Мы что, художники что ли? Мы что, рисуем что ли эти деньги?

По интенсивности и интонациям, в которых задаются вопросы о деньгах, можно судить о близости дня голосования.  Опытные участники избирательных кампаний знают, что если деньги не получить до дня голосования, рискуешь их не получить совсем. И поэтому с каждым днем вопросы задаются все настойчивее, а интонации меняются на ультимативные и агрессивные.

В этот раз, за четыре дня до голосования начальник предвыборного штаба нашего кандидата лег в больницу. А поскольку на вопрос о деньгах все замы недоуменно отводили глаза, я понял, что это новый способ оставить людей без оплаты их труда. Тот, кто обещал деньги – в больнице. А те, кто не обещали – здесь, но они не обещали.

Нужно было решительно действовать, пока не упущен момент.

В последний день перед голосованием я попросил агитаторов собраться около штаба. Не бузить, не мешать движению, но все же быть на виду. Собралось в общей сложности человек под сто. Бригадиров агитаторов я предупредил о том, что, возможно, будем бузить. А остальным было сказано, что нужно собраться, будут давать деньги. То есть относительно возможной бузы люди в большинстве своем даже не догадывались. Они просто пришли за зарплатой. Мне не хотелось скандалить. И поэтому я ожидал, что, увидев такое количество людей у дверей штаба, им автоматически начнут выдавать деньги.

Но в своих предположениях я ошибся. Сонные замы, помы, пиарщики и журналисты вяло ходили по штабу, не обращая на толпу людей ни малейшего внимания. Как будто бы у входа стояли невидимки. У меня не было предусмотрено шагов на этот случай, и поэтому я ушел в кабинет, чтобы спокойно обдумать, как действовать дальше.

Минут через двадцать я услышал песню о Ленине, которая развеселила меня, поскольку песни о Ленине возле штаба партии ЕР звучат не часто. Молодые люди из числа агитаторов нашли убедительный и дешевый способ раздражения штабистов. Они соединили мегафон с мобильником, проигрывающим мелодию. Получился довольно-таки приличный звук. Не Hi-end конечно, но слова «…И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди» воспринимались ясно, четко, без напряжения.

Помню, когда я смотрел в детстве фильмы о войне, то меня всегда впечатляли и пугали психические атаки немцев, сопровождаемые музыкой. Это было по-настоящему страшно. Немцы шли в бой во весь рост, вышагивая под ритмичную музыку. Очевидно, музыка придает событию мотивирующий и одновременно устрашающий характер.

По той живости, с которой штабисты забегали по этажам, я понял, что психическая атака удалась. Люди бегали как в немом кино. Они заскакивали в кабинеты, хлопали дверями, пытались друг у друга выяснить, что происходит. Почему распеваются песни о Ленине.
Один из замов подбежал ко мне и почти выкрикнул:
– Выключи  музыку.
Он, очевидно, догадался, что я причастен к музыке о вожде мирового пролетариата.
– А когда будут деньги? –  спросил я.
–  После обеда, –  последовал мгновенный и потому похожий на ложь ответ.   
Я не стал оригинальничать и ответил почти цитатой из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова:
–  После обеда деньги – после обеда выключим музыку.
Диалог на этом был завершен. Он убежал. Но забежал другой, выкрикивая на ходу:
–  Это ты вызвал телевидение?
Я до сих пор не могу найти автора этой зловещей информации о телевидении.  Такое ощущение, что она родилась из воздуха. Наверное, из облака страха, которое висело в штабе, поддерживаемое словами «… И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди».

Телевидения штабисты испугались не на шутку. И не беспочвенно. Дело в том, что последние две недели телевидение – как с цепи сорвалось: мочило нашего кандидата и вдоль и поперек. Мутузило, как боксерскую грушу. И, невзирая на то что день нашей бузы пришелся на последний день, и по закону всякая агитация была запрещена. То есть телевидение, приехав, все равно уже ничего не показало бы. Штабные «закрутились», как крутится собака, укушенная пчелой в язык.

Агитаторов попросили пройти для беседы в помещение штаба. И еще не успели все рассесться, как один из самых нетерпеливых замов истерично закричал:
–   Вы провокаторы. Мы будем с вами разбираться по-другому. Как же так можно, два месяца работать на одного кандидата, а потом вдруг на другого.

Те люди, которые не были информированы о бузе, а таковых было большинство, недоуменно открыли рты. Их можно понять. Они работали два месяца, пришли за зарплатой. А им говорят, что они провокаторы и с ними сейчас будут разбираться по-другому. Начался шум. Контроль над бузой был потерян. Среди многообразия реплик  доминировала одна «Когда будут деньги?».
Ответов была много и самых разных. Видимо замы и помы предлагали людям выбрать индивидуальные графики получения денег:
1. Избирательная кампания еще не закончилась. Поэтому деньги будут после того, как пройдет голосование.
2. Деньги будут завтра.
3. Деньги будут после обеда.
4. Деньги будут в пять часов или в шесть.
5. Кто вам вообще сказал, что денег не будет. Деньги будут.

Были еще какие-то предложения, наверное, более удобные, но я их в общем шуме не услышал. Наконец, замы, притесняемые людьми, ушли. Гомон стих и люди решили, что теперь им терять уже нечего, поэтому нужно возвращаться на улицу, занимать позиции около входа и ждать до последнего. Хоть до завтра.

Когда люди выходили на улицу, то какой-то штабной пиарщик, думая, что может одной фразой избавиться от бузы, закричал вслед:
–  Нужно вызвать милицию и их всех закрыть в камеру.

Представляю, что было бы, если такое случилось. Люди пришли за зарплатой, а их вместо этого посадили бы в тюрьму. Но милицию почему-то вызывать не стали. Напротив, буквально через пять минут раздался ожидаемый призыв:
–  Подходите по одному получать зарплату. 

С начала бузы до выдачи денег прошло не более трех часов.

На мой взгляд, успех в борьбе за получение денег был обеспечен тремя инструментами влияния.

Безусловно, главное воздействие оказало наличие толпы. Любая толпа заряжена потенциалом разрушения, а потому вид неорганизованной толпы заставляет каждого человека переживать подсознательный страх.

Музыка, песни – это глас толпы. Ее проявления, можно сказать, действия толпы. А уж если только вид толпы вызывает страх, то действия толпы способны заставить человека убегать, скрываться от толпы, просить пощады, подчиняться ей, сливаться с ней.

Страх огласки. Очевидно, что любой мошенник боится огласки. Поскольку это – главный разрушитель его бизнеса. Если все будут знать о человек, что он обманщик, то ему в перспективе и надеяться не на что. В нашем случае неизвестно откуда взявшаяся информация о телевидении сыграла решающую роль в победе...